В минувшую среду в БКЗ им. Салиха Сайдашева прошел авторский вечер Энри Лолашвили. Государственный симфонический оркестр РТ исполнял музыку, которую этот композитор написал к фильмам «Статский советник», «Нежный возраст», «Братья Карамазовы», «Ликвидация».
На интервью с корреспондентом «ВК» Энри Лолашвили опоздал. Рассеянный и медлительный, он этого, так мне показалось, даже не заметил.
— Энри Георгиевич, в Интернете легче найти вашу музыку, чем развернутую информацию о вас.
— Это хорошо, наверное. Нет? Ну тогда расскажу. У меня все обычно: музыкальная школа-десятилетка, играл на пианино. Потом поступил в университет на филологический факультет, по первому высшему образованию я журналист. А вот после университета поступил уже в консерваторию — в класс композиции. Все это в Тбилиси происходило.
— Именно в Тбилиси вы начали писать музыку для кино?
— Да. Моя первая работа в кино — фильм Михаила Чиаурели «Арена неистовых», это в 1986 году было. А в 1987 году я написал музыку к фильму Наны Джорджадзе «Робинзонада, или Мой английский дедушка». На Каннском кинофестивале этот фильм получил приз независимого жюри за лучший дебют «Золотая камера», а меня пригласили в Париж писать музыку для кое-каких проектов. Я поехал в Париж, думал — на два месяца. Но так получилось, что 14 лет в Париже жил. Так, кстати, и с Москвой вышло. Когда из Парижа я приехал в гости в Москву в 2000 году, то тоже думал, что на месяц-два задержусь. А вот остался жить.
— Так вы теперь москвич?
— Тбилиси, Париж и Москва — города, в которых я чаще всего живу.
— В 2009 году вас номинировали на «Серебряную калошу» за «Плагиат года»: главная музыкальная тема из сериала «Ликвидация» почти что звук в звук совпадала с третьей частью Третьей симфонии Брамса. Как вы это объясните?
— Я был в ужасе, конечно. Потому что в титрах «Ликвидации» не указали, что звучит мой «Парафраз на пять тактов третьей части Третьей симфонии Брамса». Я и не думал присваивать себе его музыку, я не похож на Брамса! История вообще такая была. Режиссер «Ликвидации» Урсуляк хотел использовать мою музыку из «Статского советника», просил меня слегка ее переделать. Мы сидели у меня дома, я начал играть на рояле. Когда стал играть Брамса, Урсуляк говорит:
«Замечательно! Вот это мне и нужно!». И я решил сочинить парафраз. Мне обещали, что в титрах все будет указано! Обязательно надо указывать. Кстати, я ведь не только для кино пишу. У меня много джазовых композиций, симфонических произведений. Мои сочинения исполняют оркестры Финляндии, Турции.
— А с сегодняшенего дня и Симфонический оркестр Татарстана.
— Горжусь этим! Я, скажу честно, совсем недавно про этот коллектив узнал. В декабре прошлого года у вашего оркестра был концерт в Москве, в Концертном зале Чайковского. Я был потрясен. Прекрасный оркестр! Такого уровня оркестров в России — единицы. Для меня честь, что ваш оркестр исполняет мою музыку.
— Говорят, вашу музыку очень любила Людмила Гурченко.
— Она была моим близким другом. Мне тяжело говорить об этом: она умерла в мой день рождения — 30 марта. Я не хотел справлять, но ближе к вечеру как-то спонтанно собрались с друзьями в ресторане. Про Люсю, что ее не стало, я ничего не знал. Вдруг мне звонит какая-то журналистка и спрашивает: «Энри Георгиевич, а Людмила Марковна успела вас поздравить?». Думаю, ненормальная какая-то. И отключил телефон. Рассказал про этот звонок друзьям, а они сразу напряглись. И только потом сказали мне, что Люся умерла. Для меня это был шок. Мы познакомились с ней в Лондоне. Подружились. Это было удивительно — увидеть, что у нас почти во всем одинаковые вкусы. А как она в музыке разбиралась! И в классике, и в джазе — во всем разбиралась! Мне ее очень не хватает. Тоскую по Люсе. Это моя боль.